Глава 1: Les Tremeres
Антигона Бейнс только проснулась, слишком напуганная, чтобы пошевелиться. Её конечности одеревенели как у трупа. Они слегка подрагивали, словно потревоженные шагами сверху — незнакомец пришёл на её могилу.
Беспокоящий мысленный образ, возможно, был не так уж далёк от истины. Вздрогнув, она выбросила его из головы и вновь откинулась на смятую постель, всё ещё хранящую силуэт её спящего тела. Будто бы она могла целиком пропасть из виду и лежать незамеченной, забытой.
Было некоторое утешение в том, чтобы оставаться незамеченной. Антигона долго этому училась. Такого было лицо, которое она показывала миру — лицо молодой женщины не старше двадцати восьми лет. Но она должна была признать, что оно не более истинно, чем шероховатые пожелтевшие фотографии, задвинутые на самые последние страницы семейного альбома. Давным-давно, это лицо могло быть настоящим. Но если и было, теперь нет никакой возможности в этом удостовериться. А если не было, то некому обвинить её или сказать, как она могла получить его.
Это было весьма привлекательное лицо, улыбающееся. Кто-то мог бы сказать, что красивое. Но на него невозможно было смотреть без удивления. Удивление вызывали тусклые (как на старой фотографии) молоденькие щёки. Или глаза. Это были старые глаза, иначе и не скажешь. Не такие старые, как у бабушки, со стянутой подобно корочке пирога кожей. Старые, как у змеи. Смотрящие назад — к началу вещей.
Одна к коконе темноты, Антигона лежала очень тихо. Кровь не стучала в её ушах, биение сердца не нарушало абсолютной тишины. Она изо всех сил старалась услышать дыхание незнакомца.
Ничего.
Её тело покрылось кровавым потом. Её руки были липкими от сладкой вязкой vitae. Атласные простыни были совершенно испорчены.
Она заставила себя успокоится, но глаза — глаза змеи — они остались неподвижно открытыми, немигающими. Они отказывались сомкнуться вновь после кошмара; они отказывались упустить малейшую деталь скрытых тенью предметов, находящихся в комнате. Наделить их формой значило, некоторым необъяснимым способом,— наделить их жизнью.
Прошло некоторое время, прежде чем она смогла убедить себя, что находится в безопасности в хорошо знакомых пределах domicilium (покои) послушиков. Кошмар и ничего более. Третью ночь подряд Антигоне снились Дети на дне колодца.
Всегда было одно и то же — лица детей, смотрящих на неё из своей водной гробницы. Антигона не могла найти и следа обвинения в их безжизненных немигающих глазах, так же как и слов осуждения на их холодных посиневших губах. Но одного только их вида было достаточно, чтобы наполнить её иррациональным ужасом.
Их глаза просили её, умоляли её. Но их синеватые губы не могли сообщить, в чём они так отчаянно нуждаются. Она не могла узнать, чего они хотят от неё.
Антигона собралась с духом и позволила своим векам слегка ослабнуть. Она знала, что лица всё ещё там и ждут её возвращения. Круглые и яркие как луна, улыбающиеся ей прямо из-под недвижной поверхности воды. Бесконечно страдающие.
Вот только их там не было. Никаких детей, никакого колодца. Только темнота ждала её, убийственная в своей обычности. К ещё большему своему ужасу Антигона поняла, что внезапное отсутствие Детей было даже более зловещим, чем их присутствие.
Куда делась девочка пяти лет, которая всегда первая дёргала Антигону (пухлыми синими пальцами) за подол мантии? Она всё ещё могла мысленно представить девочку, могла припомнить плавные изгибы её мягкой безупречной щеки. Зелёные глаза девочки были большими и идеально круглыми, как блюдца. Длинные чёрные волосы распадались на пряди вокруг её яркого лица, подобно рыболовной сети, выброшенной на поверхность тёмных вод. Спутанные пряди мягко ложились на скользкие стены колодца. Но теперь она пропала.
До этого, лица никогда не двигались и не разговаривали. Хотя они были спокойными, почти безмятежными, Антигона знала, что их смерть не была тихой. Все они были утоплены. Брошенны в колодец, паникующие, барахтавшиеся и утонувшие в холодной воде. Пропавшие из вида и из памяти.
Если бы только они остались внизу.
Антигона всегда подозревала, что колодец тайно наполняют до краёв подростками с яркими золотыми глазами, держащимися на поверхности всё ближе к бортам колодца благодаря огромной массе тел внизу. Она всё время представляла, что как-то ночью она проснётся и обнаружит, что они перевалились через край колодца — пересекли границу между явью и сном. От этих мыслей становилось не по себе.
Антигона не боялась смерти. Смерть была для неё чем-то вроде друга детства. Она могла вспомнить не менее шести раз, когда непосредственно сталкивалась с ней. Семь отдельных жизней. На самом деле, это несложно, если знать как. Вся хитрость заключалась в именах; в именах заключалось волшебство.
Первой, которую она могла вспомнить, была Антигона Рут Сковилль, но ничего не могло рассказать, как много могло ускользнуть от неё, прежде чем она уловила суть игры. Годы спустя она вернулась назад и перепроверила записи о рождении, сделанные в церкви конгрегационалистов Сковилля, штат Массачусетс, и обнаружила, что Антигона Рут появилась на свет в семье капитана и мисисс Джеймс Сковилль двадцать первого февраля в год от рождества Господа нашего тысяча девятьсот первый.
21.02.1901. Ноль плюс два, плюс два плюс один, плюс один плюс девять плюс ноль плюс один равно шестнадцати. Один плюс шесть равно семи. Это её бабушка (по материнской линии) впервые указала ей на важность для Антигоны числа семь. Волшебного числа. Это навсегда отпечаталось у неё в памяти.
Она повторяла ободряющую нумерологию подобно мантре. Это помогало ей защититься от зияющей пропасти ужаса, разверзшейся внутри неё. Она не страшилась смерти, но она боялась Детей, их ожиданий, их всепоглощающей нужды. А ещё она боялась, что вновь не сможет помочь им.
Напряжённые уши Антигоны расслышали жалобный звук, раздавшийся откуда-то возле руки. Один единственный скрипучий всхлип. А затем вновь опустилась тишина.
Всего-лишь другой послушник,— подумала она. Но звука было достаточно, чтобы разрушить заклятие, наложенное на неё Детьми. Жёсткий паралич. Звук дал ей нечто, на чём можно было сфокусироваться. Она перекинула ноги через край кровати, прежде чем успела бы передумать.
Антигона натянула мантию единым скользящим движением. Её босые ступни слегка хлюпали по холодному полу, выложенному плиткой. Через несколько шагов, когда она неслышно отошла от двери в domicilium, след из кровавых отпечатков превратился в неясные красные пятна. Ноги инстинктивно несли её по знакомому пути в диспетчерскую охраны капеллы.
Сильная ночная дрожь — les tremeres — ослабила свою хватку. С каждым шагом она становилась всё более бдительной, спокойной, профессиональной и смертоносной. К моменту, когда она достигла диспетчерской, в ней почти нельзя было признать испуганную послушницу. Она скрылась за посмертной маской и превратилась в настоящего гостя из могилы.