Адам стал как один из нас
16:27
Рассказишное
Куча денег на столе, и ни одной серебряной монеты
Четыре мужчины и женщина — ну ладно, три мужчины, женщина и парень — сидели за столом зелёного сукна и не отрывали глаз от карт. В нескольких футах от них бармен полировал и без того сверкающую стойку, старательно не замечая разговора игроков. Сталагмиты бутылок и стаканов выстроились перед барным зеркалом, в котором, между прочим, отражалась как дверь салуна, так и ряд широких окон по обеим сторонам. В зале стояли и другие карточные столы, пустующие в жаркий полдень. Снаружи в тщетной попытке завладеть корытом с водой толкались лошади присутствующих; сверху храпел мучимый похмельем завсегдатай.
Линялые красные подушки и царапины на деревянных спинках наводили на мысль, что большинство разнокалиберных стульев — трофеи из какого-то вагона-ресторана. Свисающая с потолка люстра терпеливо ждала темноты, чтобы зажечься.
Игроки в покер ничего этого не замечали. Первый, мускулистый мужчина в выцветшей кавалерийской форме угрюмо уставился на потрёпанные карты. Бронзовый от солнца, он щеголял рыжими свисающими усами и щербатым, словно рельефная карта диких земель, лицом. Он пришёл последним, и остальные заметили, как он прихрамывал. Одного этого было достаточно для домыслов и спекуляций: искалечить одного из них — непростая задача. Однако никто не оказался настолько груб, чтобы спросить напрямик: все были уверены, что Джонас Мун из 15-го кавалерийского полка штата Нью-Йорк (в отставке), как он представился, расскажет сам, когда сочтёт нужным.
По правую руку от Муна сидела, отгоняя картами полуденный зной, единственная женщина компании. Сама она была изящна и грациозна как танцовщица, но руки её огрубели от тяжёлого труда. Черноглазая и черноволосая девушка уже сидела за столиком и потягивала из кружки пиво, когда появились остальные. Учащая Пути Древних (она упомянула, что друзья среди людей звали её Дженис) носила мужскую одежду, кожаные штаны и краги, похоже, не раз переходившие из рук в руки. На шее девушки висел какой-то индейский оберег, никем не опознанный.
В последнем раунде раздавал парень и делал это настолько сноровисто, будто работал в салуне с рождения. Впрочем, на этом его таланты оканчивались. Он сидел — глаза скрыты шляпой на пару размеров больше — и чересчур пристально изучал расклад. Вся его одежда вопияла: уроженец Северо-Востока. Слишком новая, слишком чистая, слишком свежая, чтобы долго пробыть на фронтире, и просто несуразная. Время от времени парень крутил пуговицу или промахивался мимо кармана, будто ещё не привык к костюму.
У парня — так он представился (хотя остальные были уверены, что он имел в виду «парень» с заглавной буквы) — конечно же, были револьверы. Сверкающие новёхонькие револьверы в кожаной кобуре, ещё поскрипывающей при движении как старая мебель. Когда юноша вошёл, Учащая Пути Древних вполголоса побилась об заклад соседу слева, что из них ни разу не стреляли.
Игроки успели заклеймить парня негодным обманщиком и равнодушно смотрели на его потуги. Мун уже сбросил карты. То же сделал и мужчина, с которым поспорила Учащая Пути Древних, франтоватый малый, на жилете, брюках, ботинках, шляпе и перчатках которого подозрительно отсутствовала дорожная пыль. Недобрый человек мог бы назвать его денди. Наблюдательный человек мог бы заметить зазубрины на стволе револьверов и воздержаться от оскорблений. Длинные русые усы игрока свисали до подбородка, а небесно-голубые глаза смотрели пронзительно.
В ходе карточных увеселений он обмолвился (растягивая слова на манер жителей Джорджии), что известен под именем Аарона Ходящего со Сталью. Позднее Мун проворчал, что ему плевать с чем там ходит этот приятель, но на всей цветущей земле Матери-Геи не сыщешь ни человека, ни волка, что бы так хорошо играл в карты. Аарон лишь усмехнулся по-волчьи и опять сгрёб ставки. Он великодушно оставил в банке пять долларов в счёт обязательной ставки следующего раунда. Так он поступал довольно часто и, раз уж выигрывал почти при любом раскладе, мог позволить это.
Основная часть убытков в этот полдень легла на последнего игрока за столом, небольшого человека с бегающими глазами и проворными пальцами умелого картёжника. Коричневая одежда несочетающихся оттенков, явно доставшаяся по дешёвке, выделялась нехарактерной деталью: с левой стороны выцветшего до состояния грязного песка жилета осталось пятно в форме шестиконечной звезды.
Последний игрок не потрудился представиться. Под нажимом он пробормотал что-то о работёнке для Агентства Пинкертона и замолк. Бармен, похоже, знал его и поэтому никто больше к этой теме не возвращался. В конце концов, кто же прогонит из-за стола худшего игрока.
Лишь с тенью любопытства бармен наблюдал, как они пришли и расселись. Для определённого сорта людей вполне обычно использовать свой салун для проведения встреч — днём и ночью. По правде говоря, он даже гордился репутацией салуна среди родни: от Техаса до 54-й параллели силомский «Олд Стоунс» славился как место, где можно уладить «семейные» дела.
Ну а если семейные дела примут скверный оборот, что ж, у него в погребе припасено кое-что, способное остудить даже самые горячие головы. Есть вещи и поважнее драки, знаете ли.
С самого начала он знал, что это будет одна из «особых» встреч, и по множеству причин он должен будет держать глаз востро. Хотя бармен не прошёл через первое превращение сам (и никогда не хотел), он повидал на своём веку других, и парень выглядел, будто только что перенёс его в одиночку. Хуже того, по всему было видно, что парень перечитал низкопробных романов о фронтире и поверил каждому слову.
У женщины-люпуса было индейское ожерелье: и хотя у бармена не было проблем с индейцами (если они платили по счетам), иногда в городе объявлялась целая стая, недопонявшая деликатности соглашений с местными Уктена, которая с шумом и криками пыталась перевернуть всё вверх дном ради содержимого погреба. Большинство было родственниками команчей, но были и другие, и они носили такие же обереги, как у женщины-люпуса. Может, она разведчик ещё одной стаи, вновь собирающейся попытать удачу в охраняемом им каэрне. Может быть, всё может быть.
Плюс ко всему модник с поникшими усами очевидным образом мухлевал, до чего Стоуну особого дела не было. Раз уж никто не распознал шулера, то кто он, чтобы портить человеку бизнес?